Средневековые монастырские вотчины на территории ТиНАО

Один из самых волнительных вопросов в истории любого региона – это вопрос о «самом-самом старинном». Какое здание старше всех? Какая деревня появилась раньше остальных? Какое самое древнее событие в здешней истории? Как звали самого первого местного жителя?  

Забраться в глубину веков нам помогает археология. Её «историческая дальнобойность», казалось бы, ничем не ограничена. Можно копнуть на триста лет назад, а можно и на три тысячелетия – было бы чего копать. Однако и у археологии в наших краях имеется два слабых места. 

Первое связано с тем, что в многочисленных подмосковных селищах мы встречаем лишь предметы, связанные с материальной культурой эпохи. У нас не Новгород, берестяные грамоты на каждом шагу не валяются.  Археология здесь может ответить на вопросы о постройках, о производстве, о частном быте. Но не может ничего сказать об именах или событиях. Что это были за люди? Кому они служили? Как они говорили и писали? Что их заботило?

Вторая слабость археологического метода – невозможность получить данные по всем населенным пунктам, которые здесь когда-либо существовали. На месте некоторых древних селищ ныне стоят современные постройки и расположены частные земли. А некоторые селища вообще до сих пор никем не обнаружены (их иногда бывает не так-то и легко найти, в отличие от тех же могильных курганов). 

В общем-то, археологу это и не сильно нужно. Основная цель ученого – поиск закономерностей, а для этого совсем не обязательно раскопать все 20-30 средневековых поселений, которые находились по берегам очередной подмосковной речушки. Для установления закономерностей с лихвой хватит и половины, и трети, и даже четверти. В остальных селищах в 99% случаев всё равно будет та же самая керамика. Ну, а чтобы методично прочесывать абсолютно всё, в надежде найти 1% чего-то нового и уникального – тут уже просто ресурсов ни у кого не хватит. 

Здесь на помощь историку-краеведу должны были бы придти письменные источники. Увы, всё не так просто. В российских архивах хранятся тысячи подходящих документов, писцовых и межевых книг, нотариальных бумаг, чертежей,  но… только за последние четыре века. Все дело в том, что в далеком 1626 году в Москве произошел очередной пожар. Далеко не самый страшный из московских пожаров, если посмотреть глазами современников. Но совершенно катастрофический с точки зрения историков будущего. Огонь в тот год охватил архивные помещения и уничтожил абсолютное большинство старых хозяйственных документов. 

Сложилась парадоксальная ситуация. Мы можем детально проследить историю далеких новгородских деревень хоть до XV века, а вот о ближайшей столичной округе у нас почти нет информации до 1620-х годов. Остались грамоты из частных архивов, остались отдельные упоминания в бумагах, хранившихся в других городах. Вот из этих случайных обрывков и приходится по крупицам складывать сложную мозаику древнейшей местной истории. 

Огромную роль в этой мозаике играют документы монастырских архивов. Церковное землевладение было широко распространено в средневековом Московском княжестве, а образованные монахи вели подробное делопроизводство и тщательно хранили всю документацию, которая хоть как-то касалась их земельных участков. Чтобы примерно представить себе площади монастырских владений на территории современного ТиНАО – можно взглянуть на нижеприведенную карту.  

 

 Бывшие монастырские вотчины на территории Новомосковского округа. Границы примерные 

Земли попадали к монастырям разными путями. Изначально, это были отдельные пожертвования от князей и бояр. Затем, по мере роста силы и богатства, отдельные монастыри начинали сами приобретать желанные земельные угодья. Наконец, к XVI веку, передача земель церкви «на помин души» стала уже настолько массовым явлением, что без нее редко когда обходилось завещание, написанное представителем московской знати. Встречаются и пожертвования в пользу крупнейших храмов или архиерейских кафедр, но именно монастырское землевладение было особенно масштабным. 

Крупнейшими церковными собственниками в нашем районе были Чудов, Симонов и Троице-Сергиевский монастыри. Из московских обителей также встречаются Вознесенский, Новодевичий, Андроников, Андреевский, а из более отдаленных – Пафнутьев Боровский, Рождественский во Владимире и Кирилло-Белозерский.  Далеко не во всех упомянутых монастырях хорошо сохранились древнейшие документы (например, архив Вознесенского кремлевского монастыря также не смог пережить один из больших столичных пожаров). Но, тем не менее, именно в монастырских бумагах встречаются все наиболее старые письменные упоминания о деревнях и селах нынешней «Новой Москвы». 

Вот, например, Сосенки. Неизвестно какими путями это произошло, но данное село к 1500-м годам уже оказалось в собственности Московского Симонова монастыря. И благодаря этому, мы сегодня можем не только узнать о значительной древности села (полтысячелетия, не меньше!), но и познакомиться с историей некоторых соседних населенных пунктов и отыскать имена отдельных действующих лиц. 

Например, в грамоте, датируемой примерно 1505-1511 годами, зафиксирован размен земли между монастырем и соседским частным владением, а также описана граница двух участков.

 

«Что наша полоса монастырской земли Соснинского села пришла г двору к Прокофьеву к Розладину селу г Кородоцкому, и архимандрит Варлаам, поговоря с братиею доспели есмя смену тою землею выменили есмя у Прокофья у Розлады, да у его детей, у Прокофья, да у Дмитрея, да у Костянтина, да у Гнатья у Шостока, да у Василья, да и межи есмя промежу себя полюбовно учинили. Взяли есмя противу своей земли монастырьской смену у Прокофья у Розлады да у его детей, от речки от Сосенки до врага, с мыса яма, что против деревень Гаврилова Василейковы Ямонтовы прямо на рокитов куст, а под ним яма, и от того куста горку, на рокитов же куст, а под ним яма, да с того куста прямо на лес безпутом, на елку на великую, да только в жердь, а от той елки на основый пень, а от того пни на пол по пашне по ямам до курганцов, а сзади курганцов яма, а от тое ямы на дубовой куст, а под ним яма, а от тое ямы на два падубка, а от падубков пришед к монастырьской меже на угол, да туто яма. А на меже были: дети боярские Иван Родивонов сын Пищаль, да Перфурий, да Федор Самарины дети Родивонова, да Иван Рагоза Иванов сын. Да монастырских крестьян было Гридя Борисов да Осташ Шепетов, а Розладиных было крестьян Макар Панфилов да Кузьма Захаров».

 

Тут и древнейшие жители, и исторические землевладельцы. И даже местная география и природа — глазами человека из русского средневековья!

Еще одна сосенская грамота начала XVI века тоже посвящена уточнению границ земельных участков и тоже заполнена длинным и скучным межевым описанием «от ямы до ямы». Однако, благодаря этой грамоте, мы можем узнать, откуда деревня Столбово (около которой сейчас ударно строится одноименная станция метро) получила своё нынешнее название.  В документе упоминаются местные землевладельцы «Павел да Митя Семеновы дети Столбова». Причем, в качестве их владений указаны лишь деревни Овсяникова и Терентевская. То есть, известная нам деревня, вероятно, еще не получила привычного имени «по владельцам», либо еще даже не появилась на этой земле. 

Следующая древняя вотчина Симонова монастыря – село Дикое, что на Пахре, недалеко от устья Родыли. Сейчас это территория Новофедоровского поселения, одного из самых далеких в Троицком административном округе г. Москвы. Судя по названию села, в XVI веке здесь тоже была известная глухомань. К сожалению, само Дикое исчезло более четырех веков назад, и поиск его былого местоположения – интересная задача для местных краеведов. 

Из большого перечня деревень, приписанных во времена Ивана Грозного к этому селу (Спицыно, Чертово, Сотниково, Жолтоухово, Степанково, Козленево, Кузнецово, Седельниково, Желдыбино) до наших дней под прежними именами сохранились лишь две. Зато, благодаря монастырским документам, у нас есть полный список здешних крестьян-домовладельцев пятисотлетней давности: Сенька, Ивашка, Ларка, Захарка, Петрушка, Рядка, Параша, Федька, Данилко, Лыко, Созонко, Филька, и – внезапно! – Бахтияр. 

Но самые древние монастырские документы по нашему району связаны с еще одной крупной симоновской вотчиной на реке Жилетовке (ныне – Краснопахорское поселение ТиНАО).  Согласно сохранившемуся документу 1434 года, в это время здесь уже существует топоним Дыбино, доживший до наших дней. В документе фигурируют «Дыбинские пустоши» и их владелец, «боярин Тимофей Дыбин». Нынче деревня Дыбино – одна их самых скромных и малозаметных в округе. И едва ли ее жители догадываются, что живут в «самой старинной» деревне всего района.

Современные нам Былово и Шахово упомянуты в более позднем документе этой монастырской вотчины, под 1463 годом. Здесь же приведены тщательно записанные свидетельства местных «старожильцов», которые давали свидетельские показания о землевладении в регионе «до Едигеевой рати лет за пятнадцать». Опустошительное нашествие татарского темника Едигея датируется 1408 годом. Следовательно, это единственный документ по нашей округе, который позволяет проникнуть в следующее столетие, в 1390-е годы! В те времена, согласно воспоминаниям «старожильца», село Былово уже существовало. Еще, в бассейне «речки Желетовки» находилась «становая пустошь великого князя» и проживал некий Куземка Чечетка – вероятно, самый древний житель наших мест, чье имя сохранилось в письменных источниках.

Следующий крупный монастырь-землевладелец – Чудов, что в Кремле.

 

Одна из небольших чудовских вотчин располагалась на Пахре, на полпути между вышеописанными симоновскими землями,  и включала в себя две деревни, сохранившиеся до наших дней: Лукино и Новиково. Еще одна вотчина имела поистине циклопические масштабы: вдоль Калужской дороги она тянулась от Фоминского и Десны – до Ракиток и Летово. А в северной своей части захватывала Пенино, Кнутово, Марьино, Голенищево, и даже заходила на территорию современного аэропорта Внуково. Деревня Румянцево, что расположена ныне на Киевском шоссе недалеко от МКАД – тоже входила в состав чудовских владений. К сожалению, почти все упомянутые земли попали под церковное управление лишь в середине XVI века, во времена Ивана Грозного, поэтому монастырские документы здесь не дают сведений о совсем уж глубокой древности

Почти так же обстоит дело и с землями Троице-Сергиевской лавры. Последний владелец сельца Саларьево (Никита Афанасьевич Фуников-Курцев) тоже продал свою недвижимость монастырю лишь в суровые годы Опричнины (и уже спустя считанные месяцы после этого сам оказался в числе казненных). Однако исключительная скрупулезность троицких монахов все-таки позволяет нам заглянуть чуть поглубже в прошлое. В их архиве сохранялись не только грамоты, непосредственно касающиеся земельных приобретений монастыря, но и некоторые документы, связанные с предыдущими владельцами. 

Среди троицких бумаг можно найти сведения о древнейших хозяевах деревень Дудкино и  Картмазово, скончавшихся задолго до появления здесь монастырских вотчин. Можно найти информацию о давно исчезнувших дорогах, шедших когда-то от Москвы в юго-западном направлении. Можно проследить непростой путь деревни Красулино, которая в XV веке была крупным сельцом, в XVII веке превратилась в пустошь, а в XX веке ее следы окончательно затерялись во время строительства МКАД, и теперь уже никакие старожилы не могут вспомнить, где точно стояла эта старинная деревушка.

 

Конец масштабному монастырскому землевладению был положен в 1764 году. Императрица Екатерина Великая изъяла обширные церковные земли и проживавшие на них крестьяне формально стали свободными людьми. Положение этих «экономических», как их тогда называли, крестьян, явно отличалось от положения обычных крепостных, которым предстояло маяться под своими помещиками еще почти сто лет. 

В бывших средневековых монастырских вотчинах расцветали ремесла и торговля, быстро увеличивалось население. Упомянутые Саларьево, Былово, Лукино, Сосенки – к началу XX века были уже крупнейшими и богатейшими населенными пунктами юго-западного Подмосковья. Впрочем, некоторые монастырские деревни ощутимо выросли еще до екатерининской реформы: вероятно, образованная церковная администрация справлялась с хозяйственными и социальными проблемами своих деревушек более грамотно, чем большинство окрестных дворян-землевладельцев. 

Были среди монастырских вотчин и такие, которые вообще не дожили до екатерининской секуляризации.  Например, «19 деревень и селище» на реке Ликове, которые в 1569 году пожаловал боярин Иван Шереметьев  Кирилловскому Белозерскому монастырю. Этот немалый участок (по сути, большая часть нынешнего Внуковского поселения!) уже в 1662 году оказался в руках стрелецкого головы Ивана Ендогурова. Монастырь просто поменял подмосковную вотчину на земли в Белозерском уезде, поближе к своим стенам. Впрочем, и от былых шереметьевских «девятнадцати деревень» к тому времени уже мало что оставалось. Сказались тяжелые последствия нашествия Девлет-Гирея и разруха Смутного времени.

Есть примеры и еще более раннего исчезновения монастырских земель в нашей округе. Так, в середине того же XVI века, уже упоминавшемуся Симонову монастырю принадлежало сельцо Березники (Березки), что на реке Незнайке. Принадлежало не очень долго, а затем было потеряно довольно экзотическим путем. Вначале, по каким-то неизвестным соображениям, монастырь передал село в пожизненное пользование боярину Ивану Хабарову. А дальше разыгралась драматическая история, довольно нехарактерная для той эпохи. 

Иван Иванович Хабаров, человек из древнего и знатного рода, известный современникам как пример исключительной образованности и высокой нравственности, служил воеводой в Смоленске. Весной 1554 года в подопечном городе случился сильнейший пожар, по итогам которого Иван Иванович был лишен высокого поста и попал в странную затяжную немилость к царю. Странность заключалось в том, что царь Иван IV не зря получил прозвище «Грозный». Те, кто вызывали его гнев, редко умирали свой смертью. Однако, судя по всему, Хабарова царь действительно возненавидел, но это не помешало опальному царскому тезке прожить еще несколько десятилетий и уйти в мир иной без помощи палачей. 

У Хабарова были конфискованы личные ценные вещи, которые позднее  всплывают в документах всё того же Симонова монастыря (царь в очередном порыве раскаяния пожертвовал туда хабаровское столовое серебро). Были конфискованы в пользу казны и некоторые землевладения, включая и наши Березники-Березки, которые к монастырю больше не вернулись и были приписаны к царским дворцовым селам. Однако сам Иван Иванович в 1578 году, после смерти сына, уходит в далекий Кириллов монастырь и спокойно там умирает.

 

Последние гневные реплики Ивана Грозного в его адрес тоже относятся к концу 1570-х годов. Мало того, что грозный царь отобрал у бедного Ивана Ивановича часть имущества, так еще и немилосердно бранил его в своих посланиях и писал монастырским властям пространные сочинения на тему того, что Хабаров «дурует и живет скверно». Однако, по неизвестным причинам, лишить старого боярина жизни или свободы царь так и не решился. 

Всю эту трагикомическую историю, тесно переплетенную с историей наших населенных пунктов, также удается реконструировать лишь благодаря средневековым монастырским документам. 

Сколько еще хитросплетенных сюжетов и средневековых загадок прячутся у нас в округе – трудно даже представить…